Закончив работу над очередным текстом для «Спутника и Погрома», отужинав сочной курятинкой в аппетитной подливе, поругав хохлов и восхвалив Российскую империю на стеночке «ВКонтакте», да к тому же и заслужив похвалу от куратора в ФСБ, и даже лично от Вячеслава Володина, Егор Александрович решил напоследок вынести два огромных мешка мусора из квартиры, где не то что крысы, а мутанты появились, которые орали «Жирный, жирный, поезд имперский пассажирный». Взвалив на свои бескрайние мягкие плечи один из мешков, нежно поцеловав перед этим свою любимую Маришку, мирно спящую в постели, псевдогигант Русской Мысли отправился вниз по перилам, потому что лифт слишком слаб для такого груза.

Каково же было удивление интеллектуального националиста, когда тот увидел поднимающуюся по лестнице навстречу ему… Марину.

— Эмм… Марина? — поинтересовался писатель.
— Ага, Егор. Что-то не так? — спросила его возлюбленная.
— Но я же тебя… Только что… В кроватке поцеловал.

Урусова резко побледнела и убежала вниз. Удивлённый Егор лишь почесал голову и внезапно услышал позади себя:
— Ле бляд Марина ти где ходищ я уже в кравати лежал спал, нэ мог даждаться тибя.

Обернувшись, Просвирнин увидел, что из его двери выглядывает полуголый хозяин шашлычной Магомед, у которого русский националист подкреплялся перед написанием статей. Увидев Егора, Магомед сказал:

— Бляд, ти щто Маринал так расталстела ужи, ёпт, эта жи ти, Егорка, ти щто тут дэлаищ, да. — спросил Магомед, который подошёл и вьебал в щи Александровичу так, что тот от удара отлетел в стену, пробил её, упав с большой высоты и при падении учинил взрыв газа, при котором погиб один человек…

[…]

— О-охх… С…сука черножопая… Холодно… — приходил в себя писатель, вставая с места. Был жуткий холод, пронизывающий сквозь бескрайний, как Российская Империя, жир до костей. Как только взгляд с неба опустился на землю, Егор Александрович закричал: повсюду были трупы, руины домов, по улицам бродили чёрные тощие тени, некоторые из которых срубали части тел, сгружая их в мешок.

— Бля, это Ленинград что ли? Но… Что… Неужели… — недоумевал националист, получивший прикладом по голове.

[…]

— Так-так, проснулся… И тяжёлый, сука, воронок треснул и развалился, когда его туда тащили, трёхтонку вызвали. — говорил НКВДшник.
— Немецкий шпион, видать, вон какая рожа…
— Да ладно, немцы таких, говорят, сжигают.
— Предатель, значит. Ещё хуже. Ну что, свиная морда, Гитлер капут, бля? — спросил у Просвирнина суховатый мужичок в офицерской форме — Павел Алексеевич, пятидесятилетний преданный коммунист, накатывающий наркомовские сто грамм, выполнив сверхнормы в сто грамм на литры вперёд.
— Чё? — спросил Просвирнин.
— ХУЙ В ОЧЁ БЛЯ ХОШЬ УСТРОЮ? А то баб нет считай, не отличишь, все худые, а тут ты, сочненький фашист. — крикнул офицер, врезав Просвирнину в живот, но рука отпружинила от жировой массы и его отбросило было к стене, однако НКВДшник не остановился, ведь нет тех крепостей, которые не брали бы большевики, и вьебал Егору Александровичу в ебло.
— Кто тебя послал? Имена, подельники? — спрашивал офицер.
— Я мусор выносил, курочкой пообедал, и меня Магомед из шашлычной…
— Ты ёбнутый что ли? — спросил Павел Алексеевич и ёбнул по лицу ещё раз.
— А ты новиоп? Совок? — спросил Егор, откашливаясь.
— Да он поехавший, отправьте его блокаду прорывать. А то расстрелять такого гаубица нужна, ёпта. — пошутил помощник офицера.
— А отправляйте его. Раз шпион, то соскочит рано или поздно. А свой — пойдёт на врага. — решил офицер, наливая самогон и закусывая сочным огурцом, ёбнув Егора прикладом по голове, наливая после этого ещё стопочку.

[…]

— ГЕНЕРАЛ ИЛИ МАРШАЛ ЖУКОВ ПРИСЛАЛ НАМ ЕЩЁ ДЕСЯТКИ ТЫСЯЧ ЛЮДЕЙ И НАРКОМОВСКИЕ СТО ГРАММ, А ТАКЖЕ ГОВЯЖЬИ АНУСЫ И ХЛЕБ ИЗ Я НЕ ЗНАЮ ИЗ ЧЕГО, НО НЕ ТРОГАЮ БЕЗ ПЕРЧАТОК ЕГО, УЖ ТЕПЕРЬ МЫ ПРОРВЁМ БЛОКАДУ, БЛЯДЬ, А ТО ЗДЕСЬ УЖЕ ТРЕТЬЯ СОТНЯ ТЫСЯЧ ДОХНЕТ, НИХУЯ НЕ ПРОРЫВАЕТСЯ, КАК ГОНДОН, НАДО БЛЯ ПОДНАЖАТЬ БРАТЦЫ, ЗА РОДИНУ, ЗА *бух* КТО СТРЕЛЯЛ БЛЯДЬ? — кричал политрук перед солдатами в окопах, глядя на Егора, который начал есть винтовку. — ТЫ ЗАЧЕМ ЕЁ ЕШЬ ДОЛБОЁБ?
— Пожрать хочу, я вот…
— Товарищ политрук! Танки! Пехота! — крикнул один из солдат.
— Наши?
— Немецкие!
— Пиздос! СОЛДАТЫ! ЗА РОДИНУ, ЗА СТАЛИНА! В АТАКУ! ЗАГРЯДОТРЯДЫ СТАНОВИСЬ! УРРРААААААА!!!
— УРРРААААА! — подхватили тысячи солдат, идя в лобовую атаку. Егор попытался вылезти, дабы убежать, но он застрял в окопе, а все попытки вылезти из под-него были тщетными. Повсюду между тем гремело сражение. Советские солдаты гибли, не успевая выстрелить и ударить фашистский танк штыком. Кровавое месиво разошлось на десятки километров. Егор Александрович между тем в ужасе наблюдал, как прямо на него ехал немецкий танк. Прозвучал выстрел из главной пушки, и снаряд уебал по лицу Просвирнина, отскочив в сторону и снеся башню Pz III. От столь мощного удара Егор в очередной раз потерял сознание….

Главный бой был ещё впереди…

Отрывок из книги «Свинья-попаданец: сытый голодного не поймёт»