История русского танкиста.
Он стоял на коленях. Он видел догарающий остов своего танка, чувствовал запах горелой плоти своих товарищей, с которыми только вчера весело травили байки и рассказывали анекдоты, лихо рассекая по полям чужой страны на бронемашине. Но хуже всего была пугающая теплота дула автомата, что был приставлен к его затылку. Дуло было теплым, бой только что был закончен и оно не успело толком остыть. Плотно сомкнутое кольцо из вооруженных людей выстроились вокруг него. В тот момент бедняге оставалось только молится о своем спасении, но люди окружившие его вряд-ли вняли бы его мольбам.
Внезапно людское кольцо, тесно окружившее его и мешая обзору разомкнулось, и он увидел высокого плечистого офицера, лет сорока пяти. Его выперающие скулы, заостренный подбородок и множество мелких шрамов на лице, сразу же выдавали в нем бывалого вояку с несгибаемым характером, прошедшего через множество боев. Офицер ВСУ подошел к нему, схватил его за уже успевшие отрасти волосы и потребовал назвать себя.
Стоявший на коленях сразу, без раздумья, назвал свое имя и звание, раскрыл цель задания. Офицер ухмыльнулся. Он явно не ожидал такого содействия со стороны врага, а по сему продолжил допрос. Танкист выдал дислокацию танковой базы, радиочастоты по которым велись переговоры. Одним словом, он быстро и искрнне отвечал на все вопросы офицера ВСУ. И когда, наконец, офицер отпустил волосы русского солдата, танкист натуральным образом зарыдал, начал молить о пощаде, рассказывать про больную маму. Слезы, вперемежку с соплями и кровью текли по его лицу и капали на куртку цвета хаки. Он просил не убивать его, ведь он рассказал так много ценной информации, он просил отпустить его, ведь он, в отличии от своих друзей, сдался без боя.
А офицер вновь схватил его волосы и заорал на него, что настоящий мужчина, к тому же солдат, не имеет права плакать, и что солдат должен сражаться до последней капли крови и умереть с оружием в руках. А потом схватил нож и полоснул танкисту по горлу. Бедняга задергался, из последних сил пытаясь поймать хоть чуть-чуть воздуха. А из располосанной глотки с силой вырывался фонтанчик багровой жидкости, который невольно забрызгал офицера. Офицер вытер лицо рукавом куртки и жестом отдал приказ бросить тело в огонь к остальным его товарищам. А потом отрапортовал в штаб все данные что выдал глупый русский танкист, наивно надеясь на спасение. На следующий день, артиллерией, русская танковая база была сровнена с землей, а трупы зарыты в братских могилах.
Даже на войне русские готовы предать своих сослуживцев, ради спасения собственной гнилой шкуры. К черту мораль, правильно поступил украинский офицер, что зарезал труса. Сейчас, конечно же, можно сказать, что тот танкист был в первую очередь человеком, но можно ли назвать Человеком с большой буквы, безвольного слабака, который предал своих друзей и однополчан? Очевидно, что нет. Но его можно, и нужно, назвать трусом. И из перерезанных глоток таких трусов и предателей, которые готовы за тридцать серебрянников продать свою честь и гордость, льется ядовитая, черная, смердящая кровь, что отравляет землю и воздух. Это война, а на войне, как известно, трусам не место. Они должны умереть первыми.
