Angriff исторический
Кстати, насчёт паст. Русня зачем то уверена, что только они способны таранить самолёты, бросаться на гранаты животом, идти в самоубийственные штыковые атаки, молчать на допросах..
Милые мои,- это С А М О О Б М А Н.
Просто, оправдывая поговорку про «последнее прибежище негодяя» русня нелепо гордиться своими проёбами, как достижениями. Потому что больше гордиться уже просто нечем. В англо-саксонском мире атака кавалерии под Балаклавой- это fail. Это героический проёб. Да, красивый; да, героический,- но абсолютно не имеющий смысла.
Кароч, это тема не на один пост, просто зафигачу не свою пасту про корсаров Её Величества Елизаветы, которые умели и побеждать и умирать.
«1691. В проливе между островами Флорес стоят семь кораблей — шесть судов эскадры Ховарда, второго лорда адмиралтейства, и «Месть» сэра Ричарда Гренвилля в данном случае выступающего как частное лицо (что важно). Стоят, чинятся, до выхода «серебряного флота» еще месяц, время есть.

Вдруг посреди всей этой благодати появляется курьерская пинасса с пакетом от герцога Камберлендского, чей флот в тот момент болтался где-то у берегов Португалии. Оказывается, что Филипп Испанский, окончательно наскучив постоянными экскурсиями в его карман, отправил на юг сводную эскадру из 53 кораблей с приказом раз и навсегда… И Ховарду приказано немедленно отваливать, потому что идут очередные переговоры, а он как-никак государственный служащий.

Ховард с Гренвиллем начинают готовиться к выходу — и тут в пролив вламывается эта самая испанская эскадра, видно, решившая перед заходом в Картахену проверить парочку подходящих закоулков.

И Гренвилль сигналит Ховарду — я, мол, в отличие от вас, частное лицо, вы идите, а я тут пока постою. И Ховард уходит, а Гренвилль смещается к выходу из пролива и становится там. Испанцы не верят своим глазам — одиночный корабль принимает бой с эскадрой. (Причем, «Месть» с ее водоизмещением в 550 тонн была большим кораблем разве что по английским меркам. Флагман испанской эскадры, «Сан-Фелипе», был, например, больше ровно в три раза.)

Через 30 часов испанцы уже ничему не удивлялись. Бой продолжался примерно столько. Где-то к вечеру этот самый «Сан-Фелипе» умудрился-таки зайти с наветренной стороны, и отрезать «Мести» ветер. После чего еще чуть ли не сутки «Месть» пытались взять на абордаж. Про Ховарда они уже думать забыли — им нужно было смывать пятно с репутации. В конце концов, когда корабль был уже безнадежно поврежден, две трети команды выбито, а Гренвилль смертельно ранен, команда сдалась.

Испанцы сняли людей, поставили на «Месть» свою призовую команду и пошлепали в ближайший порт, потому что эскадра — минус шесть кораблей, плюс масса тяжелых повреждений — была совершенно не в том состоянии, чтобы кого-либо преследовать. «Месть» впрочем, затонула не дойдя до порта по причине травмы, несовместимой с жизнью. Гренвилль помер на второй день по той же причине. Останься он в живых, дело могло бы обернуться по всякому — у испанского командования был к нему приличный счет, — а так, испанцы, потрясенные берсеркерской — как они считали — отвагой англичан, просто отпустили команду на все четыре стороны.

И испанское морское командование было сильно удивлено, когда их разведке удалось добыть отчет английского адмиралтейства об этом происшествии, где действия Гренвилля квалифицировались как разумные и грамотные.
С точки зрения адмиралтейства, он совершил только одну ошибку — принял бой в самом проливе, тогда как надо было выйти — и запереть испанцев внутри. А завершался отчет совершенно убийственной рекомендацией «Ввиду вышесказанного, предлагаем впредь считать соотношение один к трем рабочим, один к пяти — приемлемым.»»