Heil ночной..
Хочешь почитать серьёзноту? Осторожно- много букв.

Это пост об Александре Невском и Битве на Чудском Озере. Чтобы понять, что действительно происходило 770 лет назад обратимся к источникам. Источников мало. Источников всего четыре, из которых наиболее интересны два. Почитаем первый, -по иронии судьбы он так и называется,- «Новгородская первая летопись»:
«В лѣто 6750 [1242]. Поиде князь Олександръ с новгородци и с братомь Андрѣемь и с низовци на Чюдьскую землю на Нѣмци и зая вси пути и до Пльскова; и изгони князь Пльсковъ, изъима Нѣмци и Чюдь, и сковавъ поточи в Новъгородъ, а самъ поиде на Чюдь. И яко быша на земли, пусти полкъ всь в зажития; а Домашь Твердиславичь и Кербетъ быша в розгонѣ, и усрѣтоша я Нѣмци и Чюдь у моста, и бишася ту; и убиша ту Домаша, брата посаднича, мужа честна, и инѣхъ с нимь избиша, а инѣхъ руками изъимаша, а инии къ князю прибѣгоша в полкъ, князь же въспятися на озеро, Нѣмци же и Чюдь поидоша по нихъ».
Новгородская первая летопись младшего извода, сообщает те же факты, практически слово в слово:
«В лѣто 6750 [1242]. Поиде князь Александръ с новгородци и с братомъ Андрѣемъ и с низовци на Чюдскую землю на Нѣмци в зимѣ, в силѣ велицѣ, да не похвалятся, ркуще: «укоримъ словеньскыи языкъ ниже себе»; уже бо бяше Пьсковъ взят, и тиюнѣ их посаженѣ. И князь Александръ зая вси пути до Плескова; и изгони князь Пьсковъ, и изима Нѣмци и Чюдь, и, сковавъ, поточи в Новъгород, а самъ поиде на Чюдь. И яко быша на земли, пусти полкъ всь в зажитья; а Домашь Твердислалиць и Кербетъ быша в розгонѣ, и убиша ту Домаша, брата посадница, мужа честна, и иных с нимь избиша, а иных руками изимаша, а инѣи къ князю прибѣгоша в полкъ. Князь же въспятися на озеро; Нѣмци же и Чюдь поидоша по нѣх».
Переведу: после изгнания из Пскова «оккупационной» немецкой власти, приглашенной самими же плесковичами в 1240 году и представленной двумя рыцарями-фогтами, исполнявшими чисто судебные функции — бяше Пьсковъ взят, и тиюнѣ их посаженѣ, Александр Ярославич отправился дальше на Запад, поиде на Чюдь, т.е., проще говоря, вторгся в земли Дорпатского (Тартусского) епископства. Здесь он пусти полкъ всь в зажития, другими словами, его войско занялось грабежом и разорением земель эстов, а дружины под командованием Домаша Твердиславича и Кербета быша в розгонѣ, были посланы вперед в качестве дозора и охранения. Нѣмци и Чюдь у моста разбили эти дружины, самого Домаша убили, а инѣхъ руками изъимаша, а инии къ князю прибѣгоша в полкъ.
После этого кровавого тычка в нос, благоверный полководец, преследуемый рыцарями и рассерженными мародерством чудинами, победоносно отступает к Пейпас (Чудскому) озеру — князь же въспятися на озеро.
А вот и второй источник,- Ливонская рифмованная хроника:
«После этого недолго было спокойно.
Есть город большой и широкий,
который также расположен на Руси:
он называется Суздаль.
Александром звали того,
кто в то время был его князем:
он приказал своему войску готовиться к походу.
Русским были обидны их неудачи;
быстро они приготовились.
Тогда выступил князь Александр
и с ним многие другие
русские из Суздаля.
Они имели бесчисленное количество луков,
очень много красивейших доспехов.
Их знамена были богаты,
их шлемы излучали свет.
Так направились они в землю братьев-рыцарей,
сильные войском.
Тогда братья-рыцари, быстро вооружившись,
оказали им сопротивление;
но их [рыцарей] было немного.
В Дерпте узнали,
что пришел князь Александр
с войском в землю братьев-рыцарей,
чиня грабежи и пожары»
Как видим, факты вылазки и ограбления благоверным Александром епископских земель, упомянутые в Новгородских летописях, четко подтверждаются и Ливонским источником.
«Епископ не оставил это без внимания,
быстро он велел мужам епископства
поспешить в войско братьев-рыцарей
для борьбы против русских.
Что он приказал, то и произошло»
Самое пространное описание «великой битвы» занимает в русских летописях чуть более ста слов, упомянутая Новгородская первая летопись сообщает:
«Узрѣвъ же князь Олександръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьскомь озерѣ, на Узмени, у Воронѣя камени; и наѣхаша на полкъ Нѣмци и Чюдь и прошибошася свиньею сквозѣ полкъ, и бысть сѣча ту велика Нѣмцемь и Чюди. Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глѣба, еюже ради новгородци кровь свою прольяша, тѣхъ святыхъ великыми молитвами пособи богъ князю Александру; а Нѣмци ту падоша, а Чюдь даша плеща; и, гоняче, биша ихъ на 7-ми верстъ по леду до Суболичьскаго берега; и паде Чюди бещисла, а Нѣмець 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ. А бишася мѣсяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, в суботу».
Новгородская первая летопись младшего извода, заметно многословнее, тут приведена речь благоверного с поминанием подвигов Моисея и хромого прадеда, тут и художественные подробности баталии — треск копий, лязг мечей, покрытый кровью лед:

«Узрѣвь же князь Александръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьскомъ озерѣ, на Узменѣ. у Воронья камени; и наступиша озеро Чюдское: бяше бо обоих множество много. Бяше бо ув Олександра князя множество храбрых; якоже древле у Давыда цесаря силни крѣпци, такоже мужи Александрови исполнишася духа ратна, и бяху бо сердца имъ акы лвомъ; и ркоша: «о, княже нашь честныи и драгыи, нынѣ приспѣ время положити главы своя за тя». Князь же Александръ, въздѣвъ руцѣ на небо, и рече: «суди, боже, и расуди прю мою от языка велерѣчьна. Помози ми, господи, якоже древле Моисиеви на Амалика и прадѣду моему Ярославу на оканьнаго Святополка». Бѣ бо тогда день суботныи, въсходящю солнцю; и наихаша полкъ Нѣмци и Чюдь, и прошибошася свиньею сквозѣ полкъ, и бысть ту сѣча велика Нѣмцом и Чюдѣ, трускъ от копии ломлениа и звукъ от мечнаго сѣчениа, яко и морю померзъшю двигнутися и не бѣ видѣти леду: покрыло все кровию. Се же слышах от самовидца, и рече ми, яко видѣх полкъ божии и на въздусѣ пришедшии на помощь Александровѣ. И побѣди я помощью божиею и святои Софѣи и святую мученику Бориса и Глѣба, еюже ради древле крови прольяша; и Нѣмци ту падоша, а Чюдь даша плещи; и гонящися билѣ на 7 веръстъ по леду до Соболичькаго берега; и паде Чюди бещисла, а Немѣць 500, а иных 50 руками яша и приведоша в Новъгород. А бися априля въ 5, на память святого мученика Феодула, на похвалу святыя Богородица, в суботу».
Интересно, что в этом сообщении количество убитых немцев возрастает на 100 человек и со слов очевидца, на стороне князя бьется небесное воинство, в составе целого полка специально обученных Архангелов.
Теперь-же процитируем Livländische Reimchronik — Ливонскую рифмованную хронику, и ее автору итоги битвы видятся гораздо более скромными, нежели они представлялись древнерусскому летописцу, а за ним и большинству наших современников:
«Они после этого долго не медлили,
они присоединились к силам братьев-рыцарей.
Они привели слишком мало народа,
войско братьев-рыцарей было также слишком
маленьким.
Однако они пришли к единому мнению
атаковать русских.
Немцы начали с ними бой.
Русские имели много стрелков,
которые мужественно приняли первый натиск,
[находясь] перед дружиной князя.
Видно было, как отряд братьев-рыцарей
одолел стрелков;
там был слышен звон мечей,
и видно было, как рассекались шлемы.
С обеих сторон убитые
падали на траву».
Автор хроники отмечает малочисленность самого орденского отряда (которая, впрочем, ничуть не помешала рыцарям атаковать и оттеснить рать благоверного к Пейпас-озеру), мужество русов передового отряда, стойко принявших удар стального клина и… траву, которая как-то плохо вяжется со льдом на озере… Впрочем, трава могла быть и прошлогодней, на проталинах.
«Те, которые находились в войске братьев-рыцарей,
были окружены.
Русские имели такую рать,
что каждого немца атаковало,
пожалуй, шестьдесят человек.
Братья-рыцари достаточно упорно сопротивлялись,
но их там одолели.
Часть дерптцев вышла
из боя, это было их спасением,
они вынужденно отступили».

Далее с оригинальным немецким текстом и с русским подстрочным переводом:
«(02260.) dar bliben zwênzic brûder tôt
(02260)Там было убито двадцать братьев-рыцарей,
(02261.) und sechse wurden gevangen.
(02261) а шесть было взято в плен.
(02262) Таков был ход боя.
(02263) Князь Александр был рад,
(02264) что он одержал победу
(02265) Он возвратился в свои земли.
(02266) Однако эта победа ему стоила
(02267) многих храбрых мужей ,
(02268) которым больше никогда не ходить в поход.
(02269) Что касается братьев-рыцарей, которые в этом бою были
(02270) убиты, о чем я только что читал ,
(02271) то они позже должным образом оплакивались
(02272) со многими бесстрашными героями…
».
Даже если принять упомянутое соотношение сторон 1:60 за поэтическую метафору и произвольно снизить число новоградцев противостоящих Ордену, то менее, чем 1:10 никак не получается, это я к тому, что имея минимум десятикратное превосходство над братьями рыцарями, благоверный бегал от них по эстляндским землям, как заяц, пока не уперся в Пейпас озеро, где и был вынужден принять бой.
Широко распространено мнение, будто Новгородские летописи приводя астрономические цифры в 400 и 500 плененных у Пейпас-озера врагов, имели в виду не только орденских рыцарей, а в т.ч. и всю их обслугу и поэтому их свидетельство правдиво.
Эта гипотеза начисто разбивается не только упомянутыми орденскими хрониками, но и довольно хвастливым свидетельством Новгородской четвертой летописи:
«…и поможе Богъ княземъ и Новгородцемъ и Плесковичамъ, паде Нѣмець ратмановь и пановъ 500, a 50 ихъ руками яша, а Чюдь побѣже, и поиде князь біюще ихъ 7 верстъ по озеру до Соболицкого берега, и много велми Чюди поби безъ числа, а иныхъ вода потопи».
Значение слова пан, думаю, всем ясно, а слово ратман на Руси означало выборного члена городского магистрата, т.е. чиновника муниципальной власти. И если Новгородская первая летопись и Новгородская первая летопись младшего извода свои фантазии ограничивают лишь количеством пленных врагов, то четвертая летопись идет далее — по ее мнению благоверный пленил аж 500 штук рыцарей и представителей городских ратуш всея Ливонии… То есть оставил весь Ливонский край в полной безвластии и анархии — налицо прямая диверсия против порядка городского управления соседнего государства.
Итак, благоверный князь, одержав случайную победу на Пейпас-озере, добытую не воинским искусством, а подавляющим численным превосходством и путем принесения в жертву воинов передового отряда, возвращается домой. Путь его лежит через Плесков, где он читает плесковичам угрожающие нотации, одна из них, отраженная в Псковской третьей летописи, приведена здесь.
Псковская вторая летопись, во многом повторяя сообщение третьей, приводит интересные детали и подробности:
«И рече Александръ: о невѣгласи псковичи, аще сего забоудите и до правноучат Александровых, и оуподобитеся Жидом, ихже препита господь в поустыне манною и крастелми печеными, и сихъ всѣхъ забыша, и бога своего, изведшаго я от работы из Египта».
Любопытно, что в изложении второй летописи, благоверный князь именует плесковичей еще и язычниками — они по его мнению невѣгласи, также интересно упоминание дожившего до современности понятия работа, в его первозданном значении — рабский удел, занятие для рабов; произносимое с ударением на последнюю букву а, по аналогии со словами красота и маята.
Далее вторая летопись ударяется в беззастенчивую лесть благоверному, граничащую с банальным неприличием:
«И нача слыти имя его по всѣмъ странамъ, и до моря Хоноужьскаго, и до горъ Араратьскыхъ, и об оноу страну моря Варяжьскаго, и до великаго Риму».
О дальнейших событиях Новгородская первая летопись младшего извода сообщает скромно, скупо и чисто информативно:
«В лѣто 6754 [1246]. Поѣха князь Олександръ в Татары».
Но зато уж Новгородская первая летопись разворачивается во всю ширь верноподданной лжи и рабской лести:
«В лѣто 6754 [1246]. Поиде грозныи князь Александръ в Татары ко цесарю Батыю. Тако бо рече ему цесарь: «мнѣ покорилъ богъ вси языкы; ты ли единъ не хощеши мнѣ покоритися, ни силѣ моеи; нь аще хощеши соблюсти свою землю, то прииди ко мнѣ и узриши честь царства моего». Князь же Александръ, слышавши вѣсть сию, поиде в Володимиръ, по умертвни отца своего, в силѣ велицѣ; и сице грозенъ бысть приход его, до усть Волгы проиде вѣсть. И начаша жены Моавискыя полошати дѣтии своих, тако ркуще: «Александръ, грозныи князь, идет». Смысливши о себѣ великым разумомъ, Александръ князь абие иде къ епископу Кирилу и повѣда ему рѣчь свою: «отче, яко хощу ити къ А цесарю в Орду». Епископъ же Кирилъ благослови его со всѣмъ своимъ сбором. Онъ же пакы поидѣ ко цесареви Батыю. Егда же ему приближившюся, и се слышащим ординьскым княземъ приход князя рускаго Александра грознаго, повѣдаша цесареви; и се начаша его стрѣтати».
Налицо явное упущение отечественных копроидеологов — летопись прямо именует благоверного защитника рубежей русских грозным, и не столь важно, что в реальности послушный раб едет к своему сюзерену, недавно отравившему его не менее рабского папашу. Вот тут бы и запустить машину госпропаганды во всю мощь и ежечасно славить со всех церковных амвонов Владимира Святого, Ярослава Мудрого и Александра Грозного!
Но нет, византийская историография и пропаганда, преступно утаивая ярчайшую историческую личность, молчит о грозном нраве великого и ужасного правителя, благоверного князя рускаго Александра грознаго, обладающего великым разумомъ, именем которого, ордынские мамки жены Моавискыя, оказывается, пугали своих детей, в то время как само пугало старательно облизывало ханские сапоги…
Но все же, сквозь зубы, Новгородская первая летопись признает подчиненное положение грозного и благоверного пугала — ко цесарю Батыю поиде всего лишь князь.»